Система мира - Страница 16

С помощью одного из младших саксонцев Орни отнёс Тредера наверх и уложил на кровать. Там его принялись обмахивать платками, растирать ему руки, поднимать ноги; наконец кровь вновь прихлынула к лицу старого денежного поверенного, и тот очнулся, о чём, судя по виду, сразу и пожалел.

— О, сэр Исаак, — проговорил он, ища руками, за что бы ухватиться, потом добавил, ни к кому конкретно не обращаясь: — Помогите мне встать.

— Лучше полежите, — сказал Даниель.

— Наступил миг, которого я всей душой надеялся избежать, — проговорил Тредер. — Я должен на коленях молить сэра Исаака Ньютона о жизни или хотя бы о достойной смерти, а если и это невозможно, то о смерти быстрой.

— Так вы сознаётесь в сговоре с монетчиками? — ровным голосом спросил Ньютон, ничуть не захваченный общим изумлением.

— Вы давно всё вычислили, верно, сэр Исаак? Да. В сговоре с монетчиками. С монетчиком. Поймите, вначале…

— Всё казалось безобидным? — Исаак взмахнул рукой, как будто прогоняя осу. — Простите, но я узнаю начало длинной и хорошо отрепетированной речи, которую не желаю выслушивать. Чем дольше вы будете рассказывать, тем более постепенным и невинным будет выглядеть ваш путь к… государственной измене.

Тредер подпрыгнул, насколько такое возможно для человека, лежащего на спине.

— Однако, как бы вы ни затягивали рассказ, начало и конец будут те же самые, не так ли? — продолжал Исаак. — В начале вы завели внешне безобидное обыкновение взвешивать гинеи и откладывать чуть более тяжёлые. В конце вы полностью предались Джеку-Монетчику. Он внедрил своих людей в ваше окружение; вы настолько у него в руках, что он смог положить адскую машину в вашу багажную телегу с тем, чтобы уничтожить директора Монетного двора в здании Королевского общества.

— О, сэр Исаак, об этом я не знал!

— Здесь я вам верю. У Джека не было никаких резонов вас предупреждать — скорее напротив. Но даже если не считать историю с адской машиной, вы всё равно повинны в государственной измене.

— А если я во всём сознаюсь? Поставьте меня перед магистратом, сэр Исаак, и я запою звонче любого контртенора в Итальянской опере!

— Мне незачем вас слушать, — отвечал Исаак. — Ваше предложение запоздало. Я без вашей помощи добился всего, чего хотел.

— А что, если я выдам Джека-Монетчика? — проговорил мистер Тредер.

Хотя у Даниеля и у всех остальных перехватило дух, Ньютон лишь слегка улыбнулся, словно гроссмейстер, с самого начала знавший, что противник рано или поздно выставит ферзя.

— Тогда есть почва для переговоров, — сказал он.

— Каждый воскресный вечер милорд Болингброк посещает некий клуб, где собираются тори. Там есть приватная комната с входом для слуг, ведущим в кухню. По определённому сигналу Болингброк под тем или иным предлогом удаляется в эту комнату. Тем временем Джек входит с чёрного хода в обличье ремесленника, якобы пришедшего на кухню точить ножи. Он проникает в приватную комнату через дверь для слуг и отбрасывает маскарад. Здесь два негодяя строят свои козни и согласовывают интриги. Сегодня воскресенье; всё произойдёт, как я сказал, всего через несколько часов.

— Возможно, Джек узнает о том, что случилось сегодня утром, и не явится на встречу, — предположил Исаак.

— Кто его уведомит? Поместье оцеплено.

— Все в округе видели, как взорвалась вершина холма.

— Может быть, новость достигнет Джека, может быть — нет, — проговорил мистер Тредер. — Ему всё равно надо время от времени встречаться с Болингброком. Если ничего не выйдет, я знаю о привычках Джека кое-что ещё и смогу посоветовать другой путь.

— Тогда едем в Лондон и расставим западню, — сказал Ньютон.

Засим самое богатое событиями (по крайней мере на сегодняшний день) заседание клуба объявили распущенным, а его казначея заковали в цепи.

Библиотека Лестер-хауз

Ибо суверен есть душа государства, дающая ему жизнь и движение, и, когда эта душа умирает, члены управляются ею не более, чем труп человека управляется покинувшей его (хотя и бессмертной) душой.

Гоббс, «Левиафан»

Дом не ремонтировался более ста лет и был неисправимо тюдоровским. Ничего не стоило представить, как Глориана вызывает сюда сэра Уолтера Рели, чтобы учинить ему разнос. Ни одной книги современного автора на виду. Очертания береговых линий на глобусе безнадёжно устарели.

Впрочем, сэру Исааку некогда было разглядывать почтенную реликвию. Его провёл в библиотеку молодой Иоганн фон Хакльгебер — лейпцигский барон. Посему сэр Исаак не очень удивился, когда с кресла навстречу ему поднялся другой северо-немецкий барон — Готфрид Вильгельм фон Лейбниц. Лицо Ньютона выразило недовольство тем, что его заманили на ещё одну чрезвычайную и незапланированную встречу с извечным противником, но он умел перебарывать досаду. Мельком взглянув на молодую женщину в кресле у глобуса, сэр Исаак вновь пристально посмотрел на Лейбница. «Я полагал, что наношу визит герцогине Аркашон-Йглмской…» — начал он и не договорил: его взгляд вновь невольно устремился к молодой даме. Ньютона поразила не красота (хотя дама и впрямь была довольно привлекательна), а платье и драгоценности. Особенно драгоценности — таких он не видел с последней аудиенции у королевы. На даме была диадема, и что-то подсказывало Ньютону, что блестящие камешки — не стразы, а самый убор — не просто показная роскошь.

Иоганн фон Хакльгебер уже выскользнул из комнаты. Лейбниц взял слово.

— Ваше королевское высочество, — обратился он к молодой даме, — это сэр Исаак Ньютон. Сэр Исаак, честь имею представить её королевское высочество Каролину, принцессу Уэльскую, кронпринцессу Ганноверскую и прочая, и прочая.