Система мира - Страница 65

На середине Чипсайда

— Вам Роджер явился во сне или вроде того?

— Простите?

Сатурн открыл глаза впервые с тех пор, как четверть часа назад в Клеркенуэлле затолкал себя в карету. После этого он с каждым толчком на ухабе только оседал всё вольготнее. Теперь, поняв, что его спутник всю дорогу бодрствовал и размышлял, Даниель ощутил лёгкую досаду.

Сатурн распрямился на полдюйма.

— Я подумал, может, вас удостоила загробным посещением тень покойного маркиза Равенскара.

— Мои сведения из другого источника.

— От графа Лоствителского?

— Молчите!

— Я так и подумал. Во всё время разграбления Клеркенуэлла лицо графа было красным от стыда.

— Ему придётся краснеть ещё сильнее, если пойдут слухи, будто он меня предупредил. Так что придержите язык!

— Хм. Я не помню, чтобы Равенскар затыкал другим рот угрозами. Скорее он был своего рода инженером и находил баланс интересов.

— Да, я не замена Роджеру. Или вы хотели сказать этим что-то ещё?

— Клеркенуэлл-корт был для меня тем же, чем церковь-община для единомышленников вашего отца. Теперь власти предержащие рассеяли собранную вами общину. Пуритане, попав в такой же переплёт, бежали в Массачусетс, дабы воздвигнуть город, стоящий на верху горы, или как уж они это называли. Вот и я намерен бежать из этой треклятой столицы в место, которое для механика — всё равно что Плимутский камень для ваших единоверцев.

— Что за место, скажите на милость?

— Тоже Плимут, но более старый и не такой далёкий.

Кучер повернул вправо. Даниель не мог сообразить, где они едут, пока не увидел слева церковь святого Стефана Уолбрукского. В одном-двух окнах уже горел свет; хорошо.

Сатурн, досадуя, что Даниель не клюнул на ловко заброшенный крючок, продолжил:

— Ведь мистер Ньюкомен строит свою машину в Плимуте, верно?

— Почти, — отвечал Даниель. — В качестве прощального подарка я куплю вам карту Западной Англии, и вы научитесь различать Плимут, Дартмут, Тинмут и прочая.

— Вот чёрт. Мутные какие-то края, — пробормотал Сатурн, внимательно и даже тревожно глядя на Даниеля.

Тот сказал:

— Я отрекомендую вас мистеру Ньюкомену самым благоприятным образом.

— Спасибо.

— Я не напишу ни слова про адские машины и ночные вылезания из сортиров в публичных домах.

— Буду премного обязан.

— Не стоит благодарности… считайте, что я действую в собственных интересах, — отвечал Даниель. — Ньюкомену нужно меньше кузнецов, больше таких людей, как вы.

— Говорят, он строит чудовищную махину.

— Да. Однако ему потребуется помощь в изготовлении тонких деталей — клапанов и тому подобного. Самая работа для опустившегося часовщика.

— Отлично! Тогда давайте покончим со здешним делами! — Совершенно ободрённый Питер Хокстон, не дожидаясь, когда экипаж совсем остановится, распахнул дверцу. На Даниеля повеяло запахом реки и сыростью. Карета стояла рядом с «Тремя кранами» — пристанью, расположенной неподалёку от того места, где в Темзу впадает затерянная речка Уолбрук. Параллельно берегу, на вержение камня от воды, тянулись склады; между двумя из них зиял узкий проход, который в темноте или в тумане легко было не заметить. Даниель увидел его только потому, что в конце улочки, справа, горел огонь. Примерно минуту огонь то появлялся, то исчезал: Сатурн заслонял его головой и плечами. Потом заскрипела дверь, до слуха долетели огрызки слов, и дверь вновь скрипнула, теперь уже закрываясь.

Улочка вела в широкий двор перед зданием гильдии виноделов. Многие дома здесь, в частности, тот, куда вошёл Сатурн, были бочарными мастерскими.

— Назад к церкви святого Стефана Уолбрукского, — сказал Даниель кучеру.

Уильям Хам ждал их перед церковью, в которой его крестили. Он открыл дверцу и с сопением забрался на место, где прежде сидел Сатурн.

— Никогда ещё в церкви таким не занимались, — проговорил Уильям.

— Я уже объяснил викарию — и готов объяснить ещё раз, если понадобится, — что дело наше праведное и христианское. Будьте покойны.

— Умоляю, дядя, не надо о покойниках. По крайней мере сегодня.

За разговором они проехали семьсот футов до входа в Английский банк.

— Я кое-что хотел тебе рассказать, — заметил Даниель, глядя, как племянник возится с ключами. У него было чувство, что пальцы Уильяма так медлительны и неповоротливы не только от холода.

— Что именно, дядя?

— Я никогда с тобой прежде об этом не говорил, зная, что тема болезненная. Но когда после кончины твоего отца двери его подвала взломали по приказу лорда-канцлера, я был в числе тех, кто спустился внутрь и увидел, что там пусто.

— Странное вы избрали время, чтобы об этом вспомнить, — буркнул Уильям, рывком открывая дверь. От досады кровь прихлынула к его пальцам и, возможно, к мозгам тоже — какой-никакой, а результат. Несколько минут Уильям успокаивал сторожа и убеждал его вернуться в постель, затем повёл Даниеля в подземный лабиринт банка. Даниель говорил на ходу:

— Ты кипишь возмущением, Уильям, и справедливо. Король Карл отнял у твоего отца золото и серебро, доверенное Дому Хамов вкладчиками. Дом разорился. Твой отец умер от стыда. Другие златокузнецы тоже пострадали, хоть и не так сильно. Они понимали, что у твоего отца не было выбора. Король прибрал к рукам золото, ссылаясь на божественное право монарха. Вот почему тебя всегда охотно брали на службу в банки — история вошла у златокузнецов в пословицу, и ты — живая ниточка, с нею связывающая.

— Так или иначе, — продолжал Даниель, — обнаружив, что подвалы твоего отца пусты, мы выбрались на крышу вашего дома…