А ещё — ведя разговоры о спрятанных сокровищах. Сказочка, выдуманная им на ходу, распространилась по Флитской тюрьме быстрее конъюнктивита. Почти никто в неё не поверил, и всё равно нашлись десятки охотников тыкать лопатами и ломами в любой участок земли, пола или стены, на котором Даниель хоть ненадолго задержал взгляд. Даниель не думал привлекать к себе такое внимание и теперь боялся, что если он всё-таки вызволит Шафто из тюрьмы, его опознают и арестуют. Впрочем, поздно было что-либо исправлять, оставалось только по возможности сбить будущих дознавателей со следа. Даниель ходил в большом каштановом парике и на вопросы об имени отвечал: «Зовите меня «старик Партри».
Теперь он понимал, как люди вроде Болингброка влипают в крупные неприятности: не потому, что делают одну явную глупость, а потому что шаг за шагом сужают выбор и в итоге должны идти ва-банк.
Из простаков, поверивших в спрятанный клад, ни один не принадлежал к Коллегии инспекторов, что порождало определённые трения всякий раз, как Даниель заглядывал в тюремный трактир. Все хотели сидеть рядом с Даниелем: председатель и коллегия, чтобы пить за его счёт, кладоискатели — чтобы слушать о последних изысканиях. Даниель бессовестно их стравливал, что в долго- или даже среднесрочной перспективе было бы неразумно, но в качестве стратегии на десять дней сработало успешно. Он начал ронять намёки, что сокровище зарыто в северо-восточном углу тюрьмы — там, где сидели братья Шафто и Томба. Менее чем через час кладоискатели пришли к гневному умозаключению, что высшее начальство (не иначе как тори под руководством гнусного Чарльза Уайта!) намерено само провести раскопки (разумеется, незаконно!), а солдаты поставлены для прикрытия. Коллегия инспекторов не поверила ни единому слову, но ухватилась за легенду, дающую предлог для очередного иска к смотрителю, посему принялась лицемерно её распространять и даже расцвечивать подробностями. Даниелю, с его дисциплинированным умом, и в голову бы не пришло, что события могут принять такой нелепый оборот, и уж тем более он не стал бы строить на чём-то подобном свои планы. Однако сказанного было не вернуть.
За два дня Даниель узнал всё, что стоило знать об устройстве тюрьмы и её порядках. Ещё неделю он убил на выяснение того, о чём мог догадаться сразу: недвижимость, даже самая завалящая, в Лондоне дорога и ревниво оберегается. Лачуги на Флит-лейн ужасали своим убожеством и вонью, но для тех, кто работал в их задних комнатах или держал бордели на верхних этажах, это были маленькие королевства, и за каждым квадратным футом здесь приглядывали не хуже, чем в Версале за статуей или клумбой. Даниель знал (так же непреложно, как то, что прямая — кратчайшее расстояние между двумя точками), что в погребах этих домов есть неописуемо мерзкие сливные отверстия, ведущие в давно спрятанный под землю ров Флитской тюрьмы — тот самый ров, чьё содержимое сочится через стены подземного каземата на братьев Шафто. Однако сколько бы Даниель ни ходил от двери к двери, какую бы фантастическую ложь ни выдумывал, его не пустили даже на порог, не то что в подвал. Сточные отверстия представляли ценность: позволяли сливать неприятные отходы некоторых выгодных производств, например, разделки туш и мыловарения. Благодаря этим чудесным отверстиям люди кормились сами и кормили семьи; они не видели причины показывать их любопытствующему незнакомцу. Даниель мог бы предложить деньги за погляд, но это значило привлечь к себе лишнее внимание.
Точки А и В на чертеже Гука — места, где ров сообщался с отвесными берегами Флитской канавы — найти было несложно, однако их закрывали железные решётки и кирпичная кладка с отверстиями для стока. Сатурну, чтобы убрать преграду, хватило бы лодки и бочонка с порохом, но взрыв посреди города, в четверти мили от собора святого Павла, вряд ли прошёл бы незамеченным.
Оставалось одно: проникнуть в спрятанный ров через саму Флитскую тюрьму, пользуясь её особенностями и нежданным успехом истории про спрятанные сокровища. На собрании пивного клуба седьмого октября, в четверг, «старик Партри», изрядно перебрав, сболтнул, что к сокровищу можно подобраться в обход солдат, если сделать подкоп из рва. На следующее утро обнаружили, что уборная, прилегающая к поварне у северной стены, подверглась нападению вандалов. Нужник был на две дыры; обе (как стало ясно после того, как одну разворотили) вели в колодец, за которым лежал непроглядный гибельный мрак. Левое очко не тронули, правое значительно расширили топором, сделав непригодным к использованию.
Вот это уже серьёзно затрагивало всё население Флит: тюрьма была печально известна своей ветхостью, а смотритель — нежеланием раскошеливаться на ремонт. Коллегии инспекторов предстояло судиться с ним за починку нужника лет сто. Председатель провёл беседу со «стариком Партри». Эксцентричный гость и его здоровяк-слуга могут сколько угодно посещать трактир и двор для игры в мяч, но с разговорами о кладе пора завязывать. Сортирного вандала, если его найдут, ждёт наказание под помпой.
К тому времени Даниель сделал ещё одно важное открытие: пусть недвижимость дорога, зато люди дёшевы. Собственно, он мог бы значительно раньше вывести это из того, что за крохотные кусочки серебра они чистят дымовые трубы, ложатся в постель с сифилитиками и подставляют себя под пули в Бельгии, но, как многие, счастливо избавленные от такой необходимости, всячески старался не думать о подобных вещах, пока Питер Хокстон принудительно не раскрыл ему глаза. Даниель платил за работу относительно щедро; как и предупреждал Сатурн, им пришлось отбиваться от наплыва желающих, готовых делать то же самое за меньшие деньги.